6,5 тыс.
8 минут чтенияЮный Эрнесто с воодушевлением принял предложение старшего камрада посетить лепрозории различных стран Латинской Америки, ознакомиться с их работой и, возможно, написать об этом книгу. Родители отпустили будущего революционера лишь при одном условии: через год он непременно должен вернуться и сдать выпускные экзамены.
Главной движущей силой для друзей была жажда приключений и по-юношески наивное желание — спасти мир любой ценой.
«Ведомые воображением, мы забирались в дальние страны, плавали по тропическим морям и обошли вдоль и поперёк всю Азию. И вдруг среди мечтательных видений проскользнул вопрос: а не поехать ли нам в Северную Америку?
— В Северную Америку? Но как?
— На «Богатыре», дружище.
Вот так и было решено совершить путешествие, неукоснительно следовавшее генеральному маршруту, начертанному Вдохновением.
Мы смотрели в будущее с радостным нетерпением. Казалось, и дышится здесь легче: таким ветерком тянуло оттуда, из мира приключений. Далёкие страны, героические деяния, красивые женщины мелькали, как в калейдоскопе, в нашем разгорячённом воображении».
29 декабря 1951 года отчаянные товарищи пустились в долгожданное путешествие, за время которого побывали в Чили, Перу, Колумбии и Венесуэле. Изрядно потрёпанный жизнью и видавший виды мотоцикл Гранадо итак-то дышал на ладан, а тут его нагрузили по самую ватерлинию. К двум пассажирам также прилагались палатки, одеяла, провизия, револьвер, фотоаппарат и даже собака по кличке Камбэк.
«Совладать с мотоциклом очень непросто, так как уложенный на багажник груз расположен позади центра тяжести и при малейшей нашей оплошности машина встаёт на дыбы.
На прибрежной дороге Камбэк продолжает проявлять свои авиаторские наклонности и, бухнувшись лбом об землю, снова выходит целым и невредимым… Вытянув острую мордочку, пёс следит за серебристой лентой, которая извивается перед ним несколько раз в минуту. Камбэк — это символ и счастливчик: символ уз, которые требуют моего возвращения, и счастливчик, переживший три верных смерти: два падения с мотоциклом, перевернувшимся, когда он сидел в своей сумке, удар лошадиным копытом, едва не размозживший ему череп, а также упрямо преследующий его понос».
Несчастное животное было подарком для красотки Чинчины (в переводе «погремушка»), которую романтичный Эрнесто считал любовью всей своей жизни.
Дом родителей Чинчины был последним островком цивилизации перед долгими месяцами изнурительно-увлекательных странствий. «Нас ничто больше не задерживало в Аргентине, и мы направились в Чили — первую зарубежную страну, лежавшую на нашем пути… Мы повернули на юг, подальше от андских вершин, непроходимых для нашего чахлого двухколёсного Росинанта. Нам пришлось изрядно помучиться. Мотоцикл непрестанно ломался и требовал починки. Мы не столько ехали на нём, сколько волокли его на себе».
Запасы еды и денег стремительно скуднели с каждым днём.
«В плане финансов вольготная жизнь заканчивалась. Жёсткий план: жаркое, полента и хлеб — должен был исполняться буквально, дабы хоть как-то сохранить нашу и без того слабую кредитоспособность. Каждый кусок хлеба сурово предупреждал: «Ещё немного, старик, и денег у тебя даже на меня не хватит».
«Результаты первых остановок на просёлочных дорогах оказались тревожными: всего за один день нам девять раз хорошенько досталось. Мотоцикл ехал не шибко, наглядно демонстрируя, сколько сил он уже затратил, — особенно в том, что касается его корпуса, который вечно приходилось штопать излюбленной запчастью Альберто — проволокой. Уж не знаю, где он откопал фразу, которую приписывал Оскару Гельвесу: «Везде, где проволока может заменить винт, я предпочитаю проволоку, она надёжнее».
Ежедневные испытания, связанные с поиском еды, запчастей и ночлега, постепенно поубавили юношеский пыл наших героев, превращая их из самодовольных романтиков в скромных попрошаек.
Попавшийся на пути австрийский фермер, от души желая помочь товарищам, на свой страх и риск приютил их в заброшенном бараке. «На своём ломаном языке он рассказал, что в здешних краях водится чилийский тигр, что бросается на человека без всякого страха… Уже светало, когда я проснулся оттого, что кто-то царапается в дверь. Я сжал рукоятку револьвера со взведённым курком, чувствуя, как пара светящихся глаз в упор смотрит на меня из тени деревьев. По-кошачьи, распрямившись как пружина, чёрное массивное тело метнулось вперёд, стараясь протиснуться в верхнюю часть двери. Что-то инстинктивное, рвущее путы разума, заставило меня спустить курок… Послышались отчаянные, обращённые к нам крики, но мы робко притихли, понимая их причину, и уже различали оглушительные вопли хозяина дома и истерические рыдания хозяйки над трупом Боби — противного, вечно ощеренного пса… Пришлось провести ночь под открытым небом, поскольку нельзя было просить приюта в доме, для обитателей которого мы были убийцами».
К великой радости горе-путешественников, не умереть с голоду помогла та самая публикация про «Аргентинских лепрологов».
«В этой статье содержалась самая суть нашей отчаянной отваги. Мы, эксперты, звёзды первой величины в американской лепрологии, обследовавшие три тысячи больных, накопившие богатейший опыт, имеющие представление о всех важнейших лепрологических центрах континента и существующих в них норм санитарии, удостоили своим посещением живописный и меланхоличный городок, который оказал нам достойный приём. Мы полагали, что они смогут в должной мере оценить весь почёт и уважение, которые мы испытывали к этому городку».
Само собой, под прикрытием рекомендательного письма «прессы», наша парочка постоянно навязывалась в гости к разным людям, которые обращались с ними самым сердечным образом. Друзья же отплачивали им в ответ улыбками и искренностью.
Впрочем, даже с национальными героями иногда случаются казусы. «Ночью меня прихватили колики, с которыми я не знал, как справиться; мне было стыдно оставить о себе воспоминание в ночной вазе, поэтому я высунулся в окно, доверив пространству и темноте всю свою муку… На следующее утро я выглянул проверить последствия и увидел, что в двух метрах внизу на цинковом листе сушились персики: в общем и целом зрелище получилось впечатляющее. Но… вперёд, читатель!»
В продолжение темы молодых «подвигов» будущего команданте, нельзя обойти стороной нижеследующий эпизод. Однажды, Эрнесто и Альберто сочинили хитроумную аферу, предложив себя в качестве грузчиков-помощников на празднике для автогонщиков. «Закончив работу и усевшись за стол, мы продолжали следовать тщательно продуманному плану. Каждый раз я изображал всё учащающиеся признаки опьянения и при каждом приступе, пошатываясь, брёл к речушке, спрятав бутылку красного под кожаной курткой. Подобное удавалось мне проделать раз пять, и несколько литров красненького уже охлаждалось в ближайшей речушке в ивовой верше… Как только шум мотора стих вдали, мы, как необъезженные жеребцы, бросились искать винишко, которое позволило бы нам несколько дней по-королевски сдабривать наш стол. Добежав первым, Альберто кинулся к верше; далее выражение его лица напомнило мне выражение актера-комика: ни одной бутылки не оказалось на своём месте. Моё притворное пьянство никого не обмануло, или же кто-то из присутствующих заметил, как я таскаю вино — так или иначе мы, как всегда, остались на мели, мысленно обмениваясь улыбками с тем, кто разгадал в моих пьяных кренделях уловки вора — единственное, что нам оставалось в нашем безвыходном положении».
Мысль о визите на Остров Пасхи окончательно вскружила головы двум приятелям. «Там иметь белого жениха для местных — почёт. Там работа не волк, всем занимаются женщины, а мужчины знай себе едят, спят да их ублажают.
Чудесный остров с идеальным климатом, идеальными женщинами, идеальной едой, идеальной работой — блаженно несуществующей. Подумаешь — задержаться там на годик, и по боку всю эту учёбу, зарплату, семью и т п.
Огромная лангуста подмигивает нам с витрины, с листьев салата, на которых она разлеглась, и всем своим видом говорит: «Я с острова Пасхи — оттуда, где идеальный климат, идеальные женщины…» Однако, мечтам так и не суждено было сбыться — узнав, что парохода пришлось бы ждать около шести месяцев, странствующие врачи отказались от этой затеи.
В попытках набить свои вечно голодные и ненасытные желудки, друзья достигли высшей стадии театрального мастерства. Именно в момент голода родился великолепный номер с «годовщиной», который исполнялся не один раз и с большим успехом.
«Первым делом произносится ключевая фраза: «Эй, приятель, чего ты там копаешься, кончай свои глупости!» Жертва навостряет уши и начинает расспрашивать, кто ты такой и откуда здесь взялся: завязывается беседа…
Вы начинаете задушевный рассказ о перенесённых трудностях, задумчиво устремив взгляд вдаль. Тут вмешиваюсь я и спрашиваю, какое сегодня число, кто-нибудь говорит какое: Альберто со вздохом произносит: «Нет, ты посмотри, какое совпадение — уже ровно год».
Жертва спрашивает, какой такой год, и получает ответ: год с начала нашего путешествия.
Альберто, ещё больший бесстыдник, чем я, испускает душераздирающий вздох и произносит: «Какая жалость — оказаться в таком положении, что даже не отметить дату». Жертва моментально предлагает материальную помощь, скоро мы становимся запанибрата, говорим, что никогда не расквитаемся с этим долгом… и наконец соглашаемся.
После первой рюмки я наотрез отказываюсь выпить ещё хоть каплю, и Альберто начинает надо мной насмехаться. Я продолжаю отказываться, не объясняя почему. Угощающий настаивает, и тогда я, сгорая со стыда, признаюсь, что в Аргентине принято пить под закуску. Количество закуски теперь зависит от выражения лица клиента, но в целом это приём испытанный».
Следует отметить, что фраза из разряда: «На остановке мы сидели голодные, но шофер сжалился над нашим убожеством и хорошо накормил за свой счёт» — проходит рефреном через все «Дневники Путешественника».
Однако, многочисленные дурачества и некоторая детскость поведения героев, вовсе не были главным лейтмотивом этой поездки. Гранадо и Гевара делали большое дело, спасая и поддерживая прокажённых больных на всём своём пути.
Добравшись до лепрозория в чилийском посёлке Сан-Пабло, они были сердечно приняты и приглашены в качестве врачей в лабораторию центра. Очень быстро друзья стали своими, причём, не столько среди медперсонала, сколько среди больных. Ежедневно общаясь с прокажёнными без перчаток, они доказывали на себе, что это страшное заболевание не передаётся через рукопожатие.
Пытаясь отблагодарить путешественников за дружеское к ним отношение, больные устроили прощальный концерт в их честь и даже построили плот под названием «Мамбо-Танго». На этом плоту Эрнесто и Альберто отправились до следующей точки маршрута — колумбийского порта Летисия на Амазонке.
«Несмотря на всю свою незатейливость, нас больше всего тронуло прощание больных. Они собрали больше 100 солей (местные деньги — ред.), которые вручили нам вместе с красноречивым, хоть и кратеньким посланием. Потом некоторые приходили проститься лично, и не у одного в глазах стояли слёзы, когда они благодарили нас за ту малую толику жизни, что мы им дали, пожимая им руки, принимая их скромные подарки. Если что-либо и заставляет нас всерьёз заниматься проказой, то это нежность, которую больные проявляют к нам повсюду. Накануне вечером группа больных переправилась из зоны, где они обитают, на большом каноэ — это здесь практикуется, — исполнила перед нами на пристани прощальную серенаду и произнесла несколько очень волнующих речей. Это действительно было одно из самых интересных зрелищ, которые мы до сих пор видели: у аккордеониста на правой руке не было пальцев, и он заменил их привязанными к запястью палочками, пел слепой, и вообще все были похожи на чудовищ, что вызвано нервной формой заболевания, очень распространённой в этом районе, добавь сюда отражавшийся в реке свет фонарей и лампочек. Сцена из фильма ужасов».
PS:
На редких фото времён латиноамериканского мототура Гранадо и Гевары кое-где сохранились подписи «Che & Che». В те годы друзья постоянно паясничали и кривлялись, называя друг друга ЧЕ, подчёркивая тем самым своё аргентинское происхождение.
«Che» — аргентинское междометие, используемое для обращения внимания других в начале реплики, урезанная форма от глагола «escuCHE» (послушайте), аналог нашего «слышь», «ну», или «эй».
Никто из них и подумать не мог, что очень скоро Эрнесто возглавит Кубинскую Революцию. А простецкое обращение «Че» станет синонимом духа свободы!
Одержав победу на Кубе в 1959 году, новоиспечённый команданте не забыл своего старого приятеля Альберто, пригласив его в столицу на пост профессора биохимии Школы Медицины Университета Гаваны.
